Создан заказ №511327
23 марта 2015
Буржуазно-либеральные революции и элементы социального государства в Америке и Европе XVI-XIX вв.
Как заказчик описал требования к работе:
1) Экономические преобразования.
2) Социальные преобразования.
3) Политические преобразования.
Т.е. эти революции означают ликвидацию элементов "социального государства", которые имелись прежде. В то же время стоит упомянуть Гаитянскую и Парагвайскую революции, особенность которых в том, что они вы
ступали как зародыши "социального государства".
Литература
Необходимые отрывки из учебников, энциклопедий и прочей литературы
1. Отрывок из учебника Н.Н. Марчука
Типология латиноамериканских революций. Интеграция в определенную систему мирового хозяйства требует определенного минимума социально-экономических и политических условий в каждой из вступающих в нее стран. Это хорошо видно из того, как сегодня вступление в мировое сообщество заранее оговариваются проведением известных реформ по рецептам Международного валютного фонда. Точно так же система международного разделения труда, которая с конца XVIII в. складывалась вокруг “фабрики мира” Англии и в которую так рвались латиноамериканские революционеры, предполагала осуществление на континенте преобразований в духе либеральной доктрины. Каких же именно?
Этот вопрос требует особого внимания по двум причинам. Во-первых, потому, что современное массовое сознание крайне неверно, как мы сейчас убедимся, отражает исконное значение понятия “либерализм”. Во-вторых, потому, что известное деление Лениным путей развития капитализма в сельском хозяйстве на “американский” (через крестьянские хозяйства к фермерству) и “прусский” (через медленное обуржуазивание феодальных поместий) не оставило места английскому опыту сгона крестьян с земли и огораживания поместий. В итоге крестьянская аграрная реформа, подобная реформе французских якобинцев, была превращена марксизмом в едва ли не главное мерило буржуазности революций. Поскольку в войне за независимость Латинской Америки такой реформы почти не было, то в науке утвердился вывод, будто радикальных буржуазных преобразований социально-экономической структуры в странах континента не произошло.
Поэтому важно приглядеться не только к ликвидации колониального режима, но и внутренним преобразованиям, вершившимся латифундистами в ходе освободительной войны 1810—1826 гг. А они состояли в том, что повсюду упразднялось общинное землевладение, а у кочевых индейских племен отнимались все новые территории. В результате лихорадочной распродажи этих, а также “пустующих” государственных (бывших королевских) земель разрушались первобытнообщинный строй индейцев и нелегальное мелкокрестьянское землепользование, уступая место крупной частной собственности. Причем в настоящую народную драму такая приватизация превратилась на обширных равнинах Венесуэлы, Новой Гранады, Ла-Платы и Бразилии, где прежде “ничейные” земли и скот давали пропитание сотням тысяч свободных крестьян, беглых негров, а также кочевым индейским племенам. Везде введение свободы торговли и предпринимательства вызвало агонию цеховой организации ремесел и массовое разорение ремесленников. При этом повсеместно, как и в Англии XV—XVIII вв., по отношению к обобранным и разоренным массам были приведены в действие суровые законы против “бродяг”.
Кроме того, во всех странах отменялся принцип неотчуждаемости владений, в том числе майоратов, началась экспроприация земли и другой недвижимости у монастырей. Одновременно образовывались банки, банковский процент освобождался от всяких старых ограничений, а в создаваемую финансовую систему, в добычу драгоценных металлов Аргентины, Боливии, Бразилии, Мексики и Перу, в другие отрасли хозяйства активно привлекался иностранный капитал. Были разработаны и начали осуществляться целые государственные программы по массовому заселению просторов Латинской Америки европейскими иммигрантами.
Ясно теперь, что такая трансформация была прямо противоположной якобинским реформам во Франции, но означала не менее крутую, радикальную ломку традиционной социально-экономической структуры. Этими преобразованиями латиноамериканские революционеры превращали все виды землевладения в буржуазную частную собственность, т. е. свободно отчуждаемую, продаваемую, закладываемую и т. д. (таким образом создавали рынок средств производства); “раскрестьянивали”, “разремесленнивали” и принуждали к наемному труду миллионы свободных крестьян, индейцев-общинников и ремесленников (формировали нормальный рынок рабочей силы); делали свободным движение капиталов (учреждали денежный рынок, кредитно-финансовую систему). Иными словами, они строили фундамент рыночной экономики в точности по либеральным рецептам физиократов и Адама Смита (кстати, главный труд Смита “Богатство народов” в 1794 г. был даже издан на испанском языке).
В большинстве стран принятые (хотя и под воздействием негритянских восстаний) декреты “о свободном чреве”* и о запрете работорговли положили начало ликвидации рабства негров. Отменялись трудовая повинность и подушная подать индейцев. Наряду с упразднением особых судов и должности “протектора” для индейцев, введением судов присяжных, уравнением перед законом белых, индейцев, “цветных” и вольноотпущенных негров это означало разрушение сословного и создание основ гражданского общества.
Над обновленным базисом возводилась такая политическая надстройка, которая, воплощая идею либерализма о государстве как о “ночном стороже”, не мешала, но охраняла свободную игру рыночных сил. Этой цели служили президентская республика (реже конституционная монархия), разделение властей, федерализм, “права человека и гражданина”, включая неприкосновенность личности, жилища и собственности. В данной части латиноамериканские конституции были точными копиями конституций США. Все они указывали на “народ” как на единственный источник власти, но вводили непрямые выборы его представителей: на первом этапе избирались только выборщики, которые затем приступали к выборам депутатов и сенаторов. При этом “приостанавливалось” пользование правом голоса не только для рабов, бродяг и пьяниц, но также для домашней прислуги, наемных поденщиков и прочих лиц, “которые получают заработную плату и потому являются зависимыми от других лиц”. Везде вводились высокие имущественные цензы – порой от 600 песо для избрания выборщиком до 4 тыс. – депутатом и 10 тыс. – сенатором. Тем самым конституции ясно очертили границы того “народа” и портрет того “человека и гражданина”, которыми и для которых вершились латиноамериканские революции. По самым оптимистичным подсчетам такой “народ”, или “гражданское общество”, составляли не более 1% населения.
Таким образом, в Латинской Америке происходила серия революций либерально-буржуазного типа, которые своим содержанием имели не только разрушение колониальных режимов, но и трансформацию общества в направлении рыночной экономики, гражданского общества и правового государства. В условиях континента эта трансформация вылилась в экспроприацию большинства населения, т.е. собственно народа. Следовательно, реформы носили антинародный характер, о чем свидетельствуют и самые первые (1810-1815 гг.) конституции Венесуэлы, ряда провинций Новой Гранады и других стран. С одной стороны, конституции отстранили собственно народ от участия в выборах его представителей, но наделили последних монопольным правом вещать от имени народа, в том числе и по вопросу о том, владеть ли ему средствами производства или превратиться в скопище пауперов. С другой — они облекли в силу закона подавление любого народного протеста, запретив какому бы то ни было собранию жителей представлять себя “народом” и выдвигать “коллективные прошения”. Ослушники же сурово предупреждались: “Всякое сборище вооруженных людей будет рассматриваться как покушение на общественную безопасность и разгоняться с помощью силы... Всякое сборище невооруженных людей тоже будет разогнано: сначала — с помощью устной команды, а будет того недостаточно — то и силой”. Этим латиноамериканские революции и показывают, до какой степени способны искажать первоначальный, истинный смысл понятий стереотипы более позднего времени, которые отождествляют либерализм с “вольнодумством”, “излишней терпимостью” и даже “вредным попустительством”, а “классическую” буржуазную революцию — с якобинской Францией.
Чтобы осуществить такие реформы, креольским латифундистам и их ополчению были еще необходимы удобный случай, иностранная помощь и, главное — хотя бы нейтралитет народа. Благоприятный момент наступил на рубеже XVIII—XIX вв., когда сами метрополии оказались надолго ввергнутыми в европейские революции и войны, когда Португалия и почти вся Испании были оккупированы в 1808-1814 гг. наполеоновскими войсками. Поступала и иностранная помощь из Англии и США в виде оружия, боеприпасов и волонтеров. В Испанской Америке, кроме того, революционные правительства долго скрывали от низов истинные цели, объявив себя “хранителями законных прав” короля Фердинанда VII, пребывавшего в плену у французов.
Тем не менее почти везде буржуазным революционерам пришлось столкнуться с ожесточенным сопротивлением низов, которое в годы войны за независимость принимало форму восстаний или партизанской войны будь то под национальными, роялистскими или самостийными знаменами. По этой причине конкретное содержание национально-освободительных революций в каждой из стран Латинской Америки определялось не только устремлениями буржуазии, но и исходом ее столкновения с собственным народом.
Чисто буржуазной, без заметного отпечатка народных требований, получилась только революция 1822 г. в Бразилии. Эта страна в течение XVIII в. испытала колоссальный подъем производительных сил, увеличила население в 10 раз и сравнялась по этому показателю с метрополией, которая сама превращалась в английский протекторат. Процветание Бразилии ускорилось с 1808 г., когда в результате вторжения наполеоновских войск в Португалию королевский двор переехал в Рио-де-Жанейро и когда вслед за этим торговая монополия, ограничения, регламентации и прочие элементы колониальной системы фактически рухнули. В 1815 г. Бразилия получила и новый политический статус, превратившись из колонии в равноправную часть Португальского королевства.
Ситуация в корне изменилась с окончанием войны в Европе и революцией 1820 г. в Португалии. Вернув в Европу сначала короля Жоана VI, а затем отзывая и его сына Педру, принца-регента Бразилии, буржуазия метрополии продемонстрировала намерение реставрировать колониальные порядки. В ответ бразильские помещики, фазендейро, окружили дворец принца и “убедили” его остаться; силами местного ополчения и морского флота они быстро справились с португальскими гарнизонами, создали бразильское правительство и заставили Педру издать манифест о независимости страны. Наконец 7 сентября 1822 г. они добились от принца утверждения решения правительства о полном разрыве отношений с Португалией (этот день считается официальной датой провозглашения независимости). В качестве надстройки над реформированным базисом была установлена конституционная монархия во главе с бывшим принцем, а ныне императором Педру I.
Революция была столь скоротечной, что негры не успели поднять восстание и оказать воздействие на ее ход. Как результат, треть населения Бразилии еще на 66 лет осталась в рабстве, а общество в целом, включая и буржуазию,— в плену у рабовладельческих стереотипов.
Наоборот, подлинно народные революции, не обрывавшиеся буржуазными “термидорами”, произошли в Сан-Доминго и в Парагвае.
Французская часть острова Гаити — Сан-Доминго, типичная рабовладельческая колония, была крупнейшим в мире производителем сахара и значила для Франции не меньше, чем Индия для Англии. Началась гаитянская революция под влиянием революции в метрополии и до осени 1792 г. сохраняла буржуазный характер. На этом отрезке, добившись учреждения в стране органов представительной власти, местные плантаторы (“большие белые“) при поддержке остальной части белого населения (“маленьких белых”) провели через собрание г. Сен-Марка “Основы конституции Сан-Доминго”. Документ закреплял за собранием разработку законов по вопросам внутреннего строя страны, право вето на принятые Францией торговые акты и “временно” вводил свободу торговли. В то же время белое меньшинство не только рабам, но и свободным “цветным” отказало в гражданских правах, отчего мулаты в основном поддерживали колониальную власть.
“Кризис верхов” привел в движение чернокожих рабов, имевших 11-кратное численное превосходство над белыми. Ради обретения свободы рабы, до 1802 г. руководимые талантливым лидером Туссеном Лувертюром, бывшим рабом, постоянно меняли врагов и союзников: то помогали испанцам соседнего Санто-Доминго завоевывать французскую часть острова, то, наоборот, на стороне французских колониальных властей воевали против испанцев, душили революцию белых и громили высаживавшийся ей на помощь английский десант. К 1798 г. негры не только спасли французский режим, но и распространили его на весь остров. Но, когда, покончив с собственной революцией, метрополия в 1803 г. вознамерилась реставрировать рабство, они разгромили французский экспедиционный корпус и провозгласили независимость Гаити.
Разрушением колониализма и созданием независимого государства бывшие рабы, казалось, воплотили в жизнь цели своей буржуазии. Но вслед за этим остатки белого населения, т. е. ядро местных плантаторов и “маленькие белые”, вместе с семьями были полностью вырезаны в кампании “национальной мести” 1804 г., а на освобожденной от них земле возникло государственное плантационное хозяйство. Под управлением чиновников в нем трудились вчерашние рабы, положение которых было лучше, чем при французах, но завоеванная ими свобода была урезана запретом покидать “свои” плантации. Треть доходов шла государству, треть — управляющим, а остаток делился поровну между работниками.
Над этой “общенародной” собственностью складывалась и адекватная ей надстройка в форме господства военно-государственной бюрократии из среды вчерашних рабов и свободных мулатов, олицетворенного в фигуре императора Дессалина, тоже бывшего раба.
Но в социально-экономическом плане страна была отброшена далеко назад и вынуждена заново пережить процесс первоначального накопления, главным образом путем разворовывания госсобственности бюрократией. Во всех опробованных вариантах, будь то в “прусском” или “американском”, при президентах и военных диктаторах, королях и императорах, этот процесс встречал ожесточенное сопротивление масс, то и дело выливаясь в восстания, мятежи, перевороты, распад страны на провинции, бесконечные гражданские войны. Насколько же он был долог и мучителен в целом, легко судить по тому, как прыжок в “царство свободы” некогда богатейшей колонии Франции обернулся для страны деградацией до положения самого отсталого государства Латинской Америки, каковым Гаити остается и поныне.
Парагвайская революция поучительна тем, что свершилась в такой лаплатской провинции, чья экономика покоилась на свободном мелкокрестьянском хозяйстве, будто бы рождающем капитализм “ежечасно”, да еще и “американским” способом. Однородная и в этническом отношении (в основном метисы) крестьянская масса Парагвая по самой своей природе тяготела к равенству и народному суверенитету, даже не подозревая о существовании Руссо и других просветителей. В то же время она безошибочно уловила истинный смысл либерализма революционного Буэнос-Айреса, а в связанных с ним относительно слабых парагвайских помещиках и торговцах видела внутренних агентов своего внешнего врага. Оба эти настроения пробуждали в крестьянстве потребность в своем Робеспьере, каковым и стал выходец из состоятельной семьи, доктор теологии (философии), тонкий знаток просветителей и большой поклонник Руссо Хосе Гаспар Родригес де Франсия (1766— 1840), из скромности именовавшийся просто доктором Франсией.
В 1810 г. парагвайцы разгромили освободительную экспедицию из Буэнос-Айреса, а через год уничтожили и испанский режим. После кратковременного двоевластия в 1814 г. крестьянство установило народный суверенитет по своим понятиям. В конгрессе крестьянские избранники*, приняв во внимание, “сколь обременительным является для народа” содержание парламента и что заседать в нем надо в такое время, когда “Сельские Люды... посвящают себя достойному занятию земледелием”, наделили доктора Франсию всей полнотой не только исполнительной, но также законодательной и судебной власти, возведя его в ранг “Верховного диктатора”. В 1816 г. они утвердили его в данном качестве пожизненно, а конгресс до самой смерти “Верховного” в 1840 г. ни разу более не созывался.
1814—1840 годы отмечены в Парагвае и железным занавесом, и строительством нового общества в отдельно взятой стране. Вырос мелкокрестьянский и ремесленный сектор, беднейшие хозяйства периодически подтягивались до среднего уровня. А рядом за счет собственности, отнятой у испанцев, своей буржуазии и церкви, возникли госхозы (“эстансии Родины”) и государственные мануфактуры, где, помимо наемных рабочих, широко применялся труд негров-рабов и заключенных. Все производство жестко регламентировалось государством, устанавливавшим, сколько, чего и почем производить. Продуктивность и качество труда “стимулировались” репрессиями. Частная торговля была низведена до уровня городского базара, остальные звенья обмена и распределения огосударствлены. Государство создало свои лавки, нормировало отпуск дефицита, бесплатно распределяло среди беднейших скот, одежду, домашнюю утварь и т. д. Как видим, государство в Парагвае играло роль отнюдь не “ночного сторожа”. Не случайно сам доктор Франсия считал, что воплощает в стране порядки “Утопии” Томаса Мора.
Скудные, но равные материальные условия жизни народа дополнялись равенством духовным. В стране — впервые в Латинской Америке — было введено обязательное бесплатное начальное образование, и в Парагвае той эпохи, как отмечали очевидцы, редко можно было встретить мужчину, не умевшего читать и писать. Но дать большего всем государство было еще не в состоянии, а более высокое образование некоторых нарушало равенство и рождало бы оппозицию. И в 1822 г все среднее и высшее образование было попросту ликвидировано.
Над этим обществом равенства возвышалось всесильное бюрократическое государство, в котором исполнительная власть подменяла собой все остальные, а ее нити единолично удерживал в руках Франсия.
Иностранцы отмечали также же отсутствие в Парагвае того времени гражданских войн и преступности. Похоже, и народ был доволен своей жизнью, боялся, но и чтил любимого вождя, был готов на величайшие жертвы ради защиты созданного строя (во всяком случае, чтоб вернуть его на “столбовую дорогу цивилизации”, армиям либералов Аргентины, Бразилии и Уругвая понадобилось уничтожить в войне 1864-1870 гг. до 85% населения страны). Для диссидентов же имелась могущественная тайная полиция с разветвленной сетью осведомителей.
Буржуазные революции, отмеченные тем или иным отпечатком народных требований, характерны для остальной Испанской Америки, кроме Кубы и Пуэрто-Рико, остававшихся пока еще колониями. Оккупация метрополии и пленение короля Фердинанда VII весьма благоприятствовали креольским революционерам. И они, образовав свои правительства – хунты – для “защиты законных прав любимого монарха”, не только ликвидировали колониальные режимы, но и сломя голову ринулись экспроприировать кочевые племена, индейцев-общинников, массы мелких нелегальных землепользователей. Среди наиболее одиозных революционных декретов достойны упоминания “Регламент льяносов” 1811 г. в Венесуэле и аналогичные законы для аргентинской пампы, санкционировавшие приватизацию “ничейных” прежде земли и скота, а также декрет о распродаже общинных земель, изданный в 1810 г. столичной хунтой в Новой Гранаде. В то же время делались попытки сохранить рабство негров или отдалить его отмену. Как следствие, массовые восстания рабов, а затем обобранных пастухов-льянеро под лозунгом “Да здравствует Фердинанд VII!” смели революционеров Венесуэлы без помощи из метрополии, а в Новой Гранаде важный вклад в их разгром внесли индейцы-общинники. К 1815 г. только в Буэнос-Айресе еще теплился очаг креольской революции, но и ей приходилось вести тяжелые бои с пастухами-гаучо.
В Мексике, наоборот, аресты властями руководителей креольского заговора побудили революционеров ради своего спасения срочно поднять народное восстание. Трудовой люд легко откликнулся на призыв состоявшего в заговоре Мигеля Идальго, однако же быстро перерос уготовленные ему рамки и развернул войну против всех своих угнетателей – испанцев и креолов, пока их же объединенной коалицией не был повергнут в 1815 г.
Тем не менее народные движения, и когда на первых порах душили креольскую революцию, и когда сами оказывались побежденными альянсом креолов и испанцев, оказали заметное воздействие на развитие второго, победоносного этапа войны за независимость (1816—1826). Они впервые заставили креольскую буржуазию всерьез заняться социальными вопросами. Поэтому к ликвидации колониализма здесь прибавились декреты о “свободном чреве” или даже отмена рабства негров, замедление экспроприации индейцев-общинников, а кое-где и наделение простых солдат революционных армий землей. Чтобы понять источник подобных “буржуазных” реформ, достаточно сравнить Венесуэлу, где негры с оружием в руках вырвали себе свободу у креольских революционеров, с Бразилией, где негры не только не мешали, но и помогли своим фазендейро “черными батальонами” — и потому остались в рабстве почти до конца XIX столетия.
1. О секуляризации церковных земель в Европе - - http://dic.academic.ru/dic.nsf/sie/15780/СЕКУЛЯРИЗАЦИЯ
2. Об огораживании поместий в Западной Европе – см. например, http://ru.wikipedia.org/wiki/Огораживания
http://dic.academic.ru/dic.nsf/sie/12476/ОГОРАЖИВАНИЯ
3. О законах против бродяг- http://ru.wikipedia.org/wiki/Бродяжничество
http://ru.wikipedia.org/wiki/Английские_законы_о_бедных#.D0.97.D0.B0.D0.BA.D0.BE.D0.BD.D1.8B_.D0.BE_.D0.B1.D0.B5.D0.B4.D0.BD.D1.8B.D1.85_.D0.B2.D1.80.D0.B5.D0.BC.C3.AB.D0.BD_.D0.A2.D1.8E.D0.B4.D0.BE.D1.80.D0.BE.D0.B2
http://www.marxists.org/russkij/marx/1867/capital_vol1/61.htm
5. Отрывок о трудовом законодательстве в ряде европейских стран
Англия: Первоначально буржуазные законы о труде являлись непосредственным продолжением «кровавого законодательства», которое, отражая потребности первоначального накопления капитала, приучало экспроприированные слои населения к дисциплине труда. Принудительное государственное регулирование условий труда было характерным для Англии в течение всего XVIII в. Такова сущность многочисленных законов парламента о бродяжничестве, об установлении максимальной заработной платы и др. Однако с промышленной революцией и укреплением экономических позиций буржуазии государственная регламентация труда для предпринимателей стала обременительной. Поэтому в Англии в начале XIX в. были отменены старые законы о регулировании заработной платы, и, используя «свободу договора», капиталисты навязывали рабочим тяжелые условия труда. В 1834 г. парламент отменил старые законы о бедности, что означало отказ от выдачи беднякам пособий.
Рабочий и предприниматель юридически не были в равном положении. Так, предприниматель, нарушивший контракт с рабочим, мог преследоваться только путем гражданского иска. Но, если трудовой контракт нарушал рабочий, то он мог быть привлечен к уголовной ответственности.
Ограничения устанавливались и для рабочих объединений. В 1799 г. английский парламент принял закон, по которому запрещалась любая деятельность рабочих, направленная на создание объединений с целью повышения заработной платы или сокращения рабочего дня. Нарушение данного закона влекло применение уголовного наказания судьей без участия присяжных, который был отменен лишь в 1824 г. Это сделало возможным образование в Англии профессиональных рабочих союзов. Но уже в 1825 г. парламент объявил уголовно наказуемыми действия рабочих, которые сопровождались «насилием над личностью или собственностью, угрозами, запугиваниями».
В 1842 г. был запрещен подземный труд для женщин и для детей в возрасте до 10 лет.
В 1847 г. был издан закон, по которому в текстильной промышленности для женщин и подростков с 14 лет рабочий день не должен превышать 10 часов. Это же правило распространялось на мужчин, работающих вместе с детьми и женщинами в одну смену.
Только во второй половине XIX в. (законы 1867 и 1878 гг.) эти положения были распространены на все предприятия с числом рабочих свыше 50 человек.
Закон 1871 г. признавал правомерными и запрещал судебные преследования рабочих за участие в профсоюзной деятельности. Но по уголовному законодательству профсоюзная борьба рассматривалась как уголовно наказуемая. По мере роста рабочего движения власти пошли ему на уступки.
В 1875 г. парламент отменил уголовные наказания за одностороннее прекращение рабочими трудового договора и установил, что доктрина о «преступном сговоре» не может применяться к соглашениям рабочих, заключенным в связи с предстоящим конфликтом с хозяевами.
В 1906 г. был принят закон, согласно которому предпринимателям запрещалось предъявлять судебные иски о возмещении ущерба, если таковой был причинен в результате организованных действий профсоюзов.
Дальнейшее развитие получило фабричное законодательство, которое регламентировало эксплуатацию женского и детского труда. В 1883 г. был принят закон, согласно которому в текстильной промышленности ночной труд детей запрещался, рабочий день для ребенка от 9 до 13 лет не мог превышать 8 часов, а для подростков до 18 лет – 12 часов. Закон предусмотрел создание контроля в виде так называемых фабричных инспекторов.
В начале XX в. был введен 8-часовой рабочий день применительно к отдельным отраслям промышленности или к некоторым категориям рабочих и служащих (для железнодорожников, шахтеров, почтовых служащих).
Во второй половине XIX в. появляются законы, предусматривающие возмещение вреда рабочим в случае производственных травм. Закон 1880 г. предусмотрел материальную ответственность за производственный травматизм. Но ответственность возникала лишь в тех случаях, если увечье было вызвано плохим качеством материала, небрежностью или неосторожностью лиц, которым был поручен надзор за рабочими. В 1906 г. был принят закон, согласно которому предприниматель мог освободиться от ответственности, «доказав» вину самого потерпевшего. Закон 1911 г. наряду с социальным страхованием на случай болезни, инвалидности, родов предусмотрел также страхование по безработице. Пособие по безработице могло выдаваться только в течение 15 недель в году. Отдельных уступок от предпринимателей рабочие добивались также путем заключения коллективных договоров между профсоюзами и хозяевами, в которых фиксировались конкретные условия труда и оплаты.
Английское общее право было использовано для борьбы с рабочим движением в США. В начале XIX в. суды США использовали доктрину общего права о «преступном сговоре», которую применили к объединению рабочих. На основе этой доктрины в судебной практике США выработалось представление о незаконности профсоюзов и организованных забастовок.
США: Рабочему классу США приходилось бороться за признание своего права на объединение. В 1842 г. суд в Массачусетсе был вынужден признать, что законность «союза определяется средствами, которые он применяет». Это решение привело постепенно к отказу в судах США от презумпции виновности профсоюза.
Во второй половине XIX в. в США в ряде штатов (Миннесота, Пенсильвания) появились специальные законы, устанавливающие тюремное заключение и штрафы за подстрекательство к забастовке, за организацию стачек железнодорожников и т.п.
Предприниматели США широко использовали для борьбы с организованным рабочим движением договорные методы давления на рабочих. Например, в конце XIX – начале XX вв. широкое распространение получили договоры, согласно которым рабочий, поступая на работу, заранее отказывается от права присоединения к профсоюзу и от участия в забастовках. В случае нарушения этих условий рабочий увольнялся. Данная «договорная» практика была настолько антирабочей, что Конгресс вынужден был запретить ее особым законом, но Верховный суд США признал этот закон неконституционным.
С вступлением США в эпоху индустриально-развитого капитализма для подавления организованного рабочего движения правящие круги стали использовать также такие специфические средства, как судебные приказы и антитрестовское законодательство.
В случае забастовки предприниматели обращались в суд с утверждением, что бастующие рабочие своими действиями могут принести собственности «непоправимый вред», и с просьбой выдать судебный приказ, запрещающий забастовку. Суды охотно выдавали такие приказы, и организаторы забастовки, если они не соблюдали запрет, привлекались к уголовной ответственности за «неуважение к суду».
Американские суды усматривали в забастовках и иных приемах пролетарской борьбы нарушение антитрестовского закона Шермана. Суды произвольно приравнивали профсоюзы к «монополиям» или их деятельность к «сговорам с целью ограничить торговлю». По антитрестовским процессам «виновные» профсоюзы присуждались к возмещению в тройном размере убытков, которые хозяева понесли в результате действий профсоюза.
Однако и в США во второй половине XIX – начале XX вв. рабочие добились принятия законов о детском и женском труде. Такие законы были приняты легислатурами отдельных штатов, но попытки их осуществления натолкнулись на сопротивление федеральных судов. Верховный суд признавал такие законы неконституционными, как противоречащими XIV поправке к конституции. Суд заявил, что законодательное ограничение продолжительности рабочего дня лишает рабочего конституционного права на более продолжительный рабочий день. Так, правящие круги в течение длительного времени блокировали принятие законов о труде и иных социальных законов.
Законодательство США устанавливало расовую сегрегацию и дискриминацию в области труда и социальных условий жизни негритянского населения. Верховный суд поддержал законодательство и фактическую практику в отдельных южных штатах, направленные не только на установление более тяжелых условий труда и низкой заработной платы для негров, но и на создание для них по сравнению с белыми худших условий для жизни (проживание в гетто, проезд в специальных вагонах для цветных и т.п.).
Франция: Во Франции в годы Великой революции буржуазия под предлогом борьбы с корпорациями феодального типа приняла меры против создания профессиональных объединений рабочих. Закон Ле Шапилье 1791 г. не только запретил объединения рабочих одной и той же профессии, но и объявил незаконными стачки и даже собрания рабочих с целью обсуждения условий труда. Основные положения этого закона были воспроизведены в УК Наполеона. Закон Ле Шапилье и основанные на нем статьи УК 1810 г. стали основным средством пресечения попыток рабочих создавать профсоюзы.
И только в 1864 г. закон Ле Шапилье был отменен. Формально были узаконены рабочие синдикаты и стачки, если только они не сопровождались «неправомерными» действиями. В 1864 г. парламент Третьей республики узаконил свободное образование рабочих союзов, которые преследовали экономические цели. В 1874-1892 гг. он запретил труд детей до 13 лет, установил для подростков до 16 лет 10-часовой рабочий день, а для женщин и подростков до 18 лет – 11-часовой. В 1898 г. был принят закон, предусмотревший ответственность предпринимателя за производственный травматизм рабочих.
Германия: Законодательные нормы о труде появились в Германии сначала в праве отдельных государств. Общегерманское законодательство 1891-1909 гг. запретило труд женщин на подземных работах, предусмотрело четырехнедельный отпуск, ограничило продолжительность рабочего времени дня сначала 11, а затем 10 часами (на предприятиях с числом рабочих более 10 человек). В 1891 г. было запрещено использовать в промышленном производстве труд детей моложе 13 лет.
В 80-е годы XIX в. в Германии были введены законы о страховании рабочих: в 1883 г. был принят закон о страховании на случаи болезни, в 1884 г. – от несчастных случаев, в 1889 г. – по старости и инвалидности. Размер пособий, установленных германским законом, был незначителен. При создании страховых фондов обязанность вносить страховой взнос ложилась не только на буржуазное государство и предпринимателей, но и на самих рабочих.
В целом законодательство о труде в течение XIX и в начале XX вв. под влиянием меняющихся общественных условий и, прежде всего, в связи с ростом рабочего и общедемократического движения претерпело значительные изменения и приобрело новые социальные черты.
6. Об имущественных цензах для избирателей – см., напр., http://beliakov.net/polit/liber.html, http://historic.ru/books/item/f00/s00/z0000034/st021.shtm
подробнее
Заказчик
заплатил
заплатил
200 ₽
Заказчик не использовал рассрочку
Гарантия сервиса
Автор24
Автор24
20 дней
Заказчик воспользовался гарантией для внесения правок на основе комментариев преподавателя
24 марта 2015
Заказ завершен, заказчик получил финальный файл с работой
5
Буржуазно-либеральные революции и элементы социального государства в Америке и Европе XVI-XIX вв..docx
2019-11-22 16:58
Последний отзыв студента о бирже Автор24
Общая оценка
4.9
Положительно
Рекомендую данного автора , всегда находится на связи и прислушивается к мнению заказчика:)
Хочешь такую же работу?
300 ₽
